Стихия

В чём-то почитатель «Собачьего сердца» прав: зачастую нахрапом брать «электорат» проще; со скромностью можно век куковать на задворках жизни; учтивость и вежливость – лишняя обуза в поездке общественным транспортом или с ушлым таксистом. Может быть, хорошие манеры не нужны вовсе, или включать их стоит опционально, согласно ситуации?

Проведите эксперимент: в ответ на очевидное хамство рявкните с той же интонацией и звуковой мощностью. Если постфактум не замучает совесть или хотя бы неловкость, разбирайтесь с целесообразностью манер самостоятельно. Если же вы до утра не уснули, коря себя за несдержанность, вероятно, вы – единомышленник и потенциальный член условного клуба Хороших Манер. Добро пожаловать! Не соблаговолите ли поддержать беседу о том, что, даже будучи «отягощёнными воспитанием и этикетом», возможно открыть нужные двери и соблюсти свои интересы…

«Наружность и манеры более выразительны, чем слова» Сэмюэл Ричардсон

В фильме «Общество мёртвых поэтов» герой Робина Уильямса, учитель колледжа, не бранит нерадивых учеников, он учит личным примером. Стоит студиозусу окликнуть преподавателя непочтительно, тот проигнорирует, словно вовсе не слышит. Но едва прозвучит условный знак, строчка из стихотворения Уолта Уитмена: «О капитан, мой капитан!», как преподаватель обращается во внимание. В финале неудобный руководству герой одерживает триумф, завоёвывает авторитет среди учащихся – повторюсь, без лишних слов «держа марку» в непростых ситуациях.

Другой пример, опять-таки кинематографический», из фильма «Императорский клуб»: учитель Уильям Хандерт однажды поддержал «золотого мальчика» Сэджвика Белла. А тот сжульничал на экзамене, да ещё оскорбил преподавателя. Любое наказание, вплоть до исключения из колледжа, не было бы столь красноречиво, как удручённая пелика мистера Хандерта: «Вы – мое разочарование, сенатор Белл, мой педагогический провал». Заметьте, учитель не вышел за рамки учтивости, но чудесным образом стал выше сенатора.

«Хорошее воспитание заключается не в том, что ты не прольёшь соус на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой»  Антон Чехов

Вот вам страшная сказка: в одном коллективе обитала леди в возрасте элегантности. Она подбирала тон помады к шарфику, правильно ставила ударения в словах, посещала выставки фламандцев и на питерский лад называла бордюр поребриком. Леди не уставала напоминать о каком-то дворянском происхождении, даже приобрела митенки и шляпку. Юным коллегам толковала о прелести аристократической бледности и порицала тех, кто норовил летом загореть до цвета Наоми Кэмпбелл. Также вслух осуждала негодниц, кто громко смеётся, ярко одевается и вообще живёт на полную катушку. Причём отдавалась критике с душой, разражаясь гневной филиппикой в присутствии руководства и коллектива. Очевидцы грустно переводили взгляд с шарфика и брошки-стрекозы на исказившееся от ярости лицо и думали, что шёлковый платок – отнюдь ключевые характеристики этой многогранной личности…

К чему это? К тому, что страшная сказка на самом деле – комичная быль, подобные леди есть почти в каждом коллективе. И ещё: отсутствие митенок и вуалетки вам простят, а то и вовсе не заметят, но злоязычие, зависть и склонность к сплетням однозначно выдают дурные манеры. Сделайте правильный выбор.

«Хорошие манеры - лучшая защита от дурных манер другого»  Филипп Честрефилд

«Нет, объясните, почему у вас нет детей! – наседал нахрапистый журналист, «пытая» известную персону. А тот, историк моды с мировым именем, обладатель галантных манер и коллекции шейных платков, деликатно сворачивал с темы. Он говорил, что любит как родных четверых детей бывшей жены, что у него несколько крёстных детишек, этого вполне достаточно.

Но журналист не унимался, намекал на особые интимные предпочтения визави. И наконец прозвучало: «Голубчик, давайте оставим в покое эту тему, признаться, она для меня болезненна, буду весьма вам признателен за понимание»… Какие причины привели историка к печальным обстоятельствам, читателям интервью уже было неважно. Запомнилась лишь вопиющая бестактность корректность и изумительные манеры «испытуемого». Если бы он ответил на беспардонность резкостью (пусть и оправданной), выйти победителем вряд ли удалось.

«Хорошие манеры состоят из мелких самопожертвований»
Ральф Эмерсон

Куда ни кинь, хорошие манеры доставляют сплошное неудобство – голос не повышать, нелестное мнение не высказывать, не хвалить себя, не реагировать на чужую бестактность. Звучит прекрасно, но когда начальница мужа звонит за час до полуночи, потому что ей захотелось поговорить о ценах на недвижимость, хочется превратиться в Полиграфа Шарикова и облаять бесцеремонную особу.

Не стоит, успокойте себя строчкой из Киплинга: «Несите бремя белых – то бремя королей!..» Вам, королевской особе, не пристало тратить эмоции на дикарей, что висят на другом конце провода. Разговор получится деликатным, но коротким, если вы учтиво поинтересуетесь: «Простите, Людмила Александровна, ваш звонок застал меня в постели. Не подскажете ли, который час?..» Не отказывайтесь от хороших манер, руководствуйтесь крылатой фразой: «Хорошие манеры - искусство правильно делать то, чего вообще-то делать нельзя». Согласитесь, жертва крошечная, а бонус солидный.